Дарюс Каспарайтис: «Я в пятерке самых ненавидимых игроков за всю историю. Кто мне даст работу?»

– Дарюс, как вы там?

– Слышите, дети кричат?

В окошке скайпа появляется девочка и тащит Дарюса за руку. «Лилли, папа немножко занят», — говорит он. Девочка убегает.

– У нас трое маленьких детей: Лив и Лилли – близняшки, им по 4,5 года. Сыну Марли 2,5. Они сейчас костюмы всякие надевают, будут играть. У меня и жена, и сестра здесь, но им все должен только папа делать. Короче, в рабство попал.

– Вы назначили интервью на восемь утра по Майами. Всегда так рано просыпаетесь?

– Восемь – это не рано. Мы просыпаемся обычно в полседьмого. Кто-то из детей приходит к нам в кровать, будит маму с папой и начинается наше веселое утро. А вот сегодня праздники, Пасха, так что день будет очень тяжелый для папы.

– Как выглядит день хоккейного пенсионера?

– Ну вот мы проснулись, позавтракали, одели детей, отвезли их в детский сад. Потом я иду спортом заниматься. И в хоккей играю –  понедельник, среда, пятница. Иногда бассейн, пляж. Детей забираю – вот и день закончился. В Майами расстояния большие, времени очень много съедают. А так – спокойная жизнь. Без суеты.

– А что за хоккей, в который вы играете?

– Да там плохой уровень совсем: приходить могут люди любой подготовки. Некоторые даже на коньках кататься не умеют. Это так, подвигаться для здоровья. Я в нашей компании единственный профессионал, но иногда еще по четвергам вечером играю – вот туда и Владимир Малахов подтягивается, и ребята, которые на уровне колледжей играли. Это уже поинтереснее, конечно. А еще я по четвергам утром тренирую взрослых – как раз тех любителей, с которыми играю.

– Сколько стоит ваша тренировка?

– Да немного. 15 долларов за полтора часа с человека. Я одно время хотел это дело отменить уже, перестать тренировать, но люди просят, им это надо.

– Толкаться-то можно в том хоккее, в который вы играете?

– Нельзя. Не мой хоккей, короче. Но иногда люди нечаянно сталкиваются со мной и падают.

– Какой вес у вас сейчас?

– 110 кг. Десять килограммов надо бы убрать. Я занимаюсь, но все равно – как-то забросил следить за питанием. Начал позволять себе то, чего раньше не ел: мороженое там всякое, пироги, конфеты. Потому что ты смотришь спортивные программы и видишь постоянную рекламу еды. И я тут три дня постился – не выдержал. Но сейчас серьезно настроен. Буду пытаться неделю не есть, только сок пить и витамины. Надо очиститься, немножко сбросить вес.

– Есть мнение, что хоккеист вашего уровня может себе позволить больше не работать после карьеры.

– Пока могу, пока денег немножко осталось, которые я заработал хоккеем. Заняться надо делом, чтобы не замерзнуть. Мне 40 лет, я хочу развиваться как личность, а не сидеть на диване. На Юрзинова-старшего посмотрите. Он всегда был при деле – и благодаря этому сейчас как огурчик.

– Когда будете работать в большом хоккее?

– Надо этим делом заняться. Мне хочется работать. Но и с детьми хочется быть. Моей старшей дочери 16. И я не видел, как она растет. Все ее детство я играл в хоккей. И сейчас мне будет тяжело уезжать от маленьких. Но будет видно.

– В Петербурге, например, вы жили с семьей.

– Ну да. Это все решаемо. Вообще я же Яшину предлагал помочь ему с женской сборной.

– Ха-ха.

– Но он мне сказал, что там нельзя толкаться. Я так понял, он не хочет брать меня на работу.

– Не жалеете, что два года назад ушли из СКА? Вы тогда сказали, что не хотите считать броски.

– Нет. Мне было печально то, как относились не только ко мне, но и к Юрзинову-младшему. Было неприятно работать в такой обстановке. Я ведь хотел учиться. Но я видел, что люди не хотели, чтобы я работал в СКА. Я и подумал: зачем мне там мешаться. Там же было два тренера, которые разговаривали друг с другом только по-чешски: Сикора и Вотруба. Между периодами они с нами тоже не общались – мы с Юрзиновым стояли, как два клоуна. Вроде одна команда, а люди вели себя так, будто нас нет. Ну да, я как тренер ничего не достиг, но если не нужен – говори сразу, не надо намеков. А тебе говорят: иди на трибуну, считай броски. Но это два года назад было, я давно уже забыл.

– Какая новость из российского хоккея вас больше всего удивила?

– Ну вот что СКА 0:3 горел «Динамо». Я не ожидал, что так случится.

– Может быть, не хватило человека, который сидел бы на трибуне и что-нибудь считал?

– Да. Броски, например.

– У вас ведь магазин детской одежды в Стокгольме. Прибыль приносит?

– Ну, у нас чуть больше, чем один магазин. Это свой бренд – Livly (наши дочери Лив и Лилли так называют себя). Вообще такой бизнес делается не очень быстро, но уже сейчас мы видим, что заказы идут, люди довольны, объемы растут. Большую часть мы делаем в Перу: там очень хороший хлопок. Называется «пима».

– Магазин в Стокгольме, а вы полгода в Майами – как за ним следите?

– В магазине установлены камеры, через интернет можно смотреть. Ну и потом – у нас работают достойные люди, которым мы верим. Шведы обычно не обманывают. Это про магазин. А производством проще заниматься из Майами: либо переговоры по скайпу, либо жена сама летит в Перу. Отсюда пять часов лета, а из Стокгольма – пятнадцать. Сейчас пытаемся пойти на русский рынок. Потому что те русские, которые заходили к нам в магазин, покупали очень много: у нас и качество хорошее, и цены сравнительно небольшие.

– Вы сейчас живете в таком солнечном месте, у вас устоявшийся порядок дня, дети. Как думаете, все это отпустит вас в работу, в хоккей?

– Я буду пытаться заниматься. После карьеры хоккеиста сложно найти то, что будет увлекать. Вот работа тренера – зарплата в сто раз меньше, задач в сто раз больше. Если бы всем моим детям было по 16 лет, я бы легче нашел работу. А сейчас – пытаться стать тренером, но дети будут расти без папы? Я не знаю, это очень серьезный вопрос для меня.

– В Америке вам нереально найти работу?

– Я же тут не местный. Здесь ведь тоже получают работу через друзей.

– А у вас друзей, наверное, не так уж много. Вы ведь пол-лиги перебили здесь.

– Да, недавно по радио оглашали рейтинг десяти самых ненавидимых игроков НХЛ за всю историю. Я там, кажется, в пятерку вошел. За всю историю! Кто мне после этого работу даст?